Александр Сергеев, 2009 год
Когда я учился в школе, в нашем мире стали появляться фломастеры.
В конце семидесятых годов двадцатого века я был внимательным и думающим мальчиком. И теперь хорошо помню свои впечатления. По началу фломастеры были редкостью и составляли лишь предмет зависти для большинства детей. Но такой период был недолгим и эти чудесные карандашики так или иначе в разных вариантах качества и цветового разнообразия среди нас распространились. У меня появился красный, яркий, совершенно непривычно легко оставляющий след инструмент. Первые два — три изрисованных листа бумаги казались чудом…
Вскоре я вполне отчетливо увидел, что мы все — я, одноклассники, прочие сверстники, стали рисовать хуже. Пожалуй, мы стали рисовать очень плохо. В чем было дело? Это стало ясно сразу. Привычные шариковые ручки и карандаши, даже цветные, были инструментами со сдержанным тускловатым цветом. Мы привыкли рисовать, обращая внимание в основном на линию. И из этого складывалась определенная «культура» рисунка. Перспектива, светотень…, все это стихийно, по-любительски появлялось в наших тетрадках как ценность. И тут возникли эти новые орудия. Ценностью стала яркость. Если мы достали фломастер, яркость достигается без труда. Если мы неопытны, любые яркие краски нас радуют одинаково сильно и о ценности собственно художественной можно счастливо не думать вовсе.
Этот «эффект фломастера» я стал вспоминать, когда лет шесть-семь назад к нам в город хлынул посадочный материал из Польши, из Германии, из Бельгии… Очень хорошие растения, на удивление устойчивые (не все, но достаточно многие), при всей своей демонстративной экзотичности. Разнообразие такое, что поначалу глаза совершенно разбегаются. Плотные мягкие колонны туй, иглистые можжевеловые и еловые ежики, жирные кочки молодил и очитков, волосяные качающиеся листья злаков, рододендрон, микробиота, сисюринхий… Яркие цвета листьев и хвои… Желтый, оранжевый, свекольный, сиреневый, сизый… Цветки, разумеется, всевозможные. Глаза разбегаются и руки чешутся — бери материал и работай! А еще недавно мы надеялись выпросить в ботаническом саду желтую кустарниковую лапчатку…
А дальше уже можно догадаться.
Смотрим на «сад», а это и не сад, это посадочный материал, высаженный в грунт. Большое количество качественного яркого дорогого материала.
Дом — это не много кирпичей, даже если это очень хорошие кирпичи. Если мы, любуясь качеством кирпичей, будем складывать их вместе и сложим сто тысяч, то мы не получим ничего, кроме отдельных кирпичей числом сто тысяч штук. Есть имя «кирпич», и есть имя «дом». Нет имени «сто тысяч кирпичей», потому что нет идеи «сто тысяч кирпичей», иными словами, «сто тысяч кирпичей» не имеет образа.
Дальше совсем просто. То, что мы делаем из цветных кустиков, должно иметь образ, тогда это и будет сад.